Пианист Андрей Кондаков убежден, что самые популярные в мире джазмены не страдают звездной болезнью

Она подарила слушателям, побывавшим на двух ее концертах, прекрасную музыку. Радует то, что Даша идет по стопам своего отца-экспериментатора. Я в этом убедился: если в первом концерте в Арт-центре Квартира вместе с ней и Дмитрием Соловьевым играл флейтист Сергей Северин, то в Коттон-баре в концерт органично вписался скрипач Влад Галиченко. Это лишний раз доказало, что експерименты в джазовой музыке приемлемы и это всегда радует искушенного днепропетровского джазового слушателя!

Предлагаю Вашему вниманию интервью Андрея Кондакова, которое он дал Санкт-Петербургской газете «Невское время»:

Пианист Андрей Кондаков убежден, что самые популярные в мире джазмены не страдают звездной болезнью.

Его считают одним из ведущих в России экспериментаторов в джазе. Своей творческой судьбой Андрей Кондаков убеждает, как можно дорасти от участника городских джазовых фестивалей в Днепропетровске, где он родился и учился музыке, до конкурсов и концертных площадок самого высокого мирового уровня. Познакомившись в 1979-м с лидером московского ансамбля «Аллегро» Николаем Левиновским, Кондаков начал сочинять музыку. В 80-е активно наведывался в Ленинград, где участвовал в различных фестивалях, выпускал пластинки. Переехав в Питер в 1992-м, Кондаков утвердился как яркий представитель импровизационного джаза.

– Андрей, джаз – музыка для элитарной публики или это популярный жанр?

– Вот мы сейчас находимся в кафе, где фоном звучит джаз. Пару лет назад я оказался на Родосе в обыкновенной кофейне, где слушал настоящий американский джаз. Иногда мы этого не замечаем, но музыка входит в нашу жизнь очень глубоко, звучит в магазинах, в каких-то учреждениях, и порой, благодаря мелодизму, ритмам люди дольше находятся внутри пространств, возможно, больше покупают, заказывают, успешнее ведут переговоры. Музыка стала тайным атрибутом нашего настроения, атмосферы, деловых и коммерческих сделок.

– Принцип вы очень верно подметили – музыкой действительно определяется адресность публики даже в магазине…

– У джаза есть немногочисленная, но верная публика. И очень много сочувствующих, которые любят пограничную музыку – блюз, рок. После того как в 1950-е джаз был на пике своей популярности, а в 1960-е набирала обороты массовая поп-культура и рок-н-ролл только формировался, джаз двигался своей дорогой. Он стал впитывать новые направления, есть невероятное количество примеров слияния стилей, когда музыканты в России с большим любопытством наблюдали, что происходит в параллельных мирах. И не только наблюдали. Пианист Иван Фармаковский сначала выступал с Игорем Бутманом, а потом несколько лет играл в группе «Мумий Тролль». Барабанщик Артур Газаров сменил джаз-бэнд на творческий союз с Леонидом Агутиным… Саксофонист Игорь Тимофеев в последние годы активно выступает с Борисом Гребенщиковым. Сегодня музыканты стремятся к тому, чтобы владеть разными стилями и по возможности быть универсалами. Эта тенденция сильна и в Нью-Йорке, на родине джаза. И как только джаз становится заумным, экспериментальным, сложным для слушателей, параллельно возникают проекты, которые делают его более демократичным, доступным для понимания.

– Насколько слушатель «нового джаза» должен быть музыкально подготовлен?

– В далекие времена, если мы уйдем из XX–XXI веков, композиторы, писавшие музыку по заказу, светскую или церковную, стремились охватить как можно большее количество почитателей. Элитарность, недоступность – примета XX века. Во времена Верди мелодии, которые он писал, пелись в народе и тоже становились популярными... Я думаю, что сегодня трудно оторвать сугубо джазовую культуру от музыкальной культуры вообще. А слушателю, мне кажется, вполне достаточно той подготовки, которую он получает в концертных залах. Меня больше беспокоит другая проблема – джазовым музыкантам очень трудно отыскать что-то свое неповторимое, необычное, что выделяло бы их музыку.

– Повторяться, цитировать – это плохо?

– В джазе много штампов. От манипулирования музыкальными фразами, джазовыми стандартами поистине получаешь удовольствие, но потом ты не можешь вырваться, ты в плену традиций. Многие музыканты так и остаются верными одному течению. Я же не могу стоять на месте, потому придумываю разные проекты: с электронной музыкой, с «попcой», с роком, с фольклором. Создаю группы, приглашаю вокалистов, новых партнеров-инструменталистов.

– Чем вам интересен фольклор?

– Это такое богатство! И ведь скоро не к кому будет приехать, послушать. Бабушки умирают, а с ними и народные песни. Помню, ездили в Заонежье – там такой мощный фольклор северных деревень. В 1987 году я выпустил первую пластинку – записал несколько композиций, в которых использовал народные песни, частушки. А теперь какие-то фольклорные черты легко проникают в поле современной музыки. Недавно наше трио с Вячеславом Гайворонским и Владимиром Волковым записало 15 романсов Александра Даргомыжского в нашей интерпретации. Было интересно переработать известные романсы «Червяк», «Мне грустно» и другие. В некоторых, например в «Лихорадушке», можно услышать фольклорные элементы. Программу мы уже с успехом показали в Таллине, Москве, Киеве, в Санкт-Петербургской филармонии. Надеюсь, что альбом выйдет осенью.

– На фестивале «Усадьба. Джаз» в минувшие выходные прозвучал другой проект?

– Мы играли джаз-рок в проекте Andrei Kondakov electric project. К нам присоединились питерские музыканты – саксофонист Игорь Тимофеев и басист Андрей Светлов, французский барабанщик Лоран Робан, гитарист из Нью-Йорка Яков Кременский. Многие проекты, которые я создаю, не похожи один на другой. В идеале хочу, чтобы мои порывы объединились в один проект. Надеюсь, в следующем году это случится.

– Скажите, как возникают ваши проекты? И как они реализуются?

– По-разному все происходит. Для фестиваля «Музыка Большого Эрмитажа», который пройдет 7–8 июля, мы придумали интересную историю – столкновение двух гитаристов: американец Пол Болленбек будет играть вместе с французом Сильваном Люком. Американский и европейский джаз имеют разные подходы и приоритеты. Если у американцев во главе угла блюзовый лад и грув, то для европейских музыкантов приоритет – мелодия и гармония. В начале июня во Львове я выступал на фестивале с бразильскими музыкантами. Их проект возник 10 лет назад в Нью-Йорке. Потом к американским бразильцам добавились те, кто живет в Рио-де-Жанейро. Компания Butman music только что выпустила альбом этого проекта под названием Songs for My Father – «Песни для моего папы». 1 июля у него день рождения, и ему было приятно получить такой подарок.

– Какое влияние на вас как на музыканта оказала Америка?

– Я там не жил долго, но бываю регулярно. Много выступаю в клубах, это джаз традиционного толка с американскими музыкантами. Такую музыку я не играю здесь с русскими джазменами, склонными к экспериментам. Все, что происходит в мире музыкальном, откладывает свой отпечаток. Я люблю и хороший рок, и хорошую поп-музыку. Никаких границ, барьеров.

– Где вам приятнее жить как музыканту?

– Счастлив, что у меня есть возможность перемещаться. Когда путешествуешь, открываешь для себя что-то новое. Не очень полезно сидеть на одном месте и не подпитываться. Превосходен для музыкантов Нью-Йорк – туда стремятся все за глотком свежего воздуха.

– Кто-то говорит, что это город для одиноких людей...

– Если вы живете в замкнутом пространстве, если нет круга общения, то любой город может оказаться чужим. Чаще всего большинство музыкантов очень открыты для новых контактов. В Америке даже у очень известного музыканта нет звездной болезни – всегда можно познакомиться, подойти после концерта. Джазовый мир, который я вижу в Нью-Йорке, на мой взгляд, здоровый. Много джемов, и дух студенческий жив. Музыканты независимо от возраста, 15 тебе или 50, занимаются, репетируют, все они вечные студенты. Зависть, ревность уходят на задний план. Все подпитывают друг друга.

– А в Питере какие настроения?

– В Петербурге неплохая ситуация. Есть хорошие площадки, клубы, есть джазовая филармония. Музыканты тоже стали более терпимы и позитивны. В последние годы я не вижу противоречия между приверженцами различных стилей, а раньше оно было.

– Думаете, музыкой можно спасти наш вечно воюющий мир?

– У музыкантов можно многому поучиться. Среди них нет никаких расовых, национальных проблем, между собой прекрасно общаются музыканты России, Грузии, Украины, Белоруссии. Нью-Йорк показателен в этом смысле – там примирение не только в музыкальной среде, но и вообще в социуме: достаточно зайти в метро, и ты видишь, как все национальности перемешаны, все друг к другу дружелюбно настроены. Как-то в Нью-Йорке я застрял у телевизора, плавно двигаясь при помощи пульта по 600 спутниковым каналам, от страны к стране и пришел к открытию, что ведущие, журналисты, персонажи – звезды и обычные люди – все абсолютно нормальные, вменяемые люди. И даже в таких странах, как Монголия, Албания, Иран, Ирак, люди тоже вполне адекватны. Просто они вынуждены жить по правилам, которые им диктуют политики. Правила могут быть нелепы, но люди-то нормальны! Поэтому нам нечего делить, не за что воевать. И музыка, конечно, творит чудеса, она делает людей добрее, она способна объединить людей, которые даже не думали, что могут объединиться».

Согласны ли Вы, уважаемые посетители сайта, с выводами Андрея Кондакова?

С уважением,
Заслуженный работник культуры Украины
Валерий Мякотенко.