Дедова хата

Именно такая стоит в поселке Сухачевка и принадлежит семье Триполей. Нынешний хозяин здесь Виктор Начиняный. Его дом – местная достопримечательность, которой в этом году исполнилось 114 лет. Хоть стены не прочны, но время не может их разрушить. Ведь главный строительный материал – душевное тепло, хранящееся в комнатах с низкими потолками. Жилье освящено, здесь над каждой дверью и на потолках - кресты. Внутри царят спокойствие и умиротворение. Хотя хату не обошло и горе.

Виктор Митрофанович рассказал, что дом построен его дедом Никанором Стасенко. Он был великим тружеником, успевал обрабатывать три поля. Вот семью и прозвали Триполями. Жена деда Никанора – бабушка Марфа ходила в церковь, молилась за семью и детей. А их росло пятеро: двое сыновей - Иван и Василий и три дочери - Мария, Галина и Килина.

- Летом бабушка приглашала в гости священников. Они приезжали из разных церквей. Устраивали праздник, застолье, - продолжает Виктор Начиняный. - Дед до революции работал на заводе электриком. В то время это было очень престижно, поэтому слыл авторитетом. Друзья тоже подобрались соответствующие. В хате частенько гостил революционер Иван Бабушкин.

Череда неприятностей началась с того, что однажды бабушка Марфа на исповеди призналась, что у мужа есть револьвер. Буквально на следующий день приехали из охранки - забрали оружие и арестовали. Правда, через несколько дней отпустили.

- Но об этом случае вспомнили в 1918 году, когда Нестор Махно вошел в Екатеринослав, а филиал штаба открыл в сухачевской школе, - говорит Виктор Митрофанович. - Ему доложили, что местный поп раскрывает тайну исповеди. Это вывело революционера из себя, и он приказал доставить священнослужителя. Тогда попа временно спрятали в трипольской хате. Махно не мог успокоиться и однажды приставил дуло револьвера к виску мальчишки. Мол, или поп, или ребенок. Люди, конечно же, выдали батюшку. Махновцы казнили его вместе с женой.

Далее неприятности посыпались на Триполей одна за другой. Младший сын Василий связался с харьковским агитатором и стал выступать за украинскую коммунистическую партию, независимую от Москвы. На парня донесли, и он 9 лет по политической статье провел в ссылке. На каком-то из этапов даже познакомился с поэтом Остапом Вишней. Потом сам начал писать стихи.

После освобождения власти запретили Василию проживать на родине. Он мог находиться дома не больше суток. Поселился политический активист в Казахстане, а в Сухачевку приезжал очень редко – в гости.

Трагическая судьба постигла и старшего брата Ивана.

- Бабушка мечтала, чтобы он стал священником, - рассказывает Виктор Начиняный. - Он учился в Киеве в народной школе. Правда, выбрал русскую филологию. На этой почве у него с младшим братом часто возникали конфликты. Ведь Василий был патриотом Украины. Правда, когда младший дядя вернулся из ссылки и братья встретились, Иван обнял Василия и сказал: «Не я, ты - старший брат мой».

Иван некоторое время работал учителем в одной из днепропетровских школ. Во Вторую мировую войну его ранили из дробовика через дверь. Преподаватель остался лечиться на оккупированной территории. Когда пришли наши, стали расследовать причины, почему тот не был на фронте. Началось следствие. После очередного допроса у учителя не выдержало сердце, и он ушел из жизни.

Во время войны Виктор Митрофанович потерял и мать Галину Никаноровну - она умерла от тяжелой болезни. Мальчика отправили в детский дом на Западную Украину. Когда он вернулся в конце 50-х годов, то в дедовой хате жила только тетка Килина. На ее долю тоже выпало немало.

- С детства она сильно хромала, достойного образования не получила, - делится Виктор Митрофанович. – Жила тем, что на огороде вырастит. А когда в 1947 году приказали платить налог на хату, тетка схватилась за голову - где же такие деньги взять? Однажды возле сельского колодца она в сердцах проронила: «При немцах и то лучше было».

Опять нашлись доносчики. Килину судили закрытым судом. Она провела 10 лет в ссылке. Амнистия ей не светила как политической заключенной. После освобождения женщина вернулась в родную хату, семьей так и не обзавелась, жила одна. Когда не смогла себя обслуживать, позвала Виктора и попросила помощи.

- Не думал, что когда-нибудь буду хозяйничать в дедовой хате, - говорит Виктор Митрофанович.- Но моя жена, которая тоже воспитывалась в детдоме, сказала: «У меня родителей не было, у тебя тоже. Давай ухаживать за тетей Килиной, как за родной матерью». Так и поступили.

Годы идут, а хата стоит, как и прежде. Только уже не соломой укрыта, а толем. Хозяин трепетно ухаживает за домом, хоть силы уже не те - восьмой десяток разменял.

- Здесь летом прохладно, а зимой – тепло, - радуется хозяин. – Скоро многие вернутся к глиняным строениям. Пока мой 19-летний внук не понимает, какая ценность - эта хата. Человеку лучше всего там, где жили его предки. Но все придет со временем.

Внутри - идеальная чистота. Хоть окна маленькие, но очень светло. В углу старая, еще бабушкина скрыня… Электричество в дом проведено. Однако телевизора нет, есть только радио. Виктор Митрофанович по вечерам любит сочинять стихи. Даже выпустил два сборника. Некоторые произведения посвятил своему роду. Есть строчки и о хате, которую потомок Триполей считает своим богатством:

«Триполі, Триполі,
я ж бо ваша кровинка,
Бо від вас все багатство
мені перейшло,
І земля, і садок,
і біленька хатинка
Українське коріння –
душі моєї тепло».